— Ты, старик, невежествен и не знаешь, что китайцы кошку узнали и одомашнили гораздо позднее, — ответил Сумкин, детально исследуя прислоненный к стене деревянный плуг. — Кошки попали сюда, если не ошибаюсь, из Индии и века на два-три позднее. Еще наш учитель Конфуций в часы творческого досуга сетовал: «Шао мао», то есть «Мало кошек». Тянулся Конфуций к кошкам, чисто инстинктивно, но никак не мог получить полного удовольствия от поглаживания и почесывания в виду отсутствия у него собственной чудесной зверюшки. Трагедия, если задуматься, старик… Так что для нашего шустрого хозяина Шпунтик — редкость редкая, которой он в жизни своей видеть не видел. Немудрено, что товарищ обалдел и умчался с криками.
— А что он там про благовещего зверя кричал?
— Так вон зверь-то, — указал пальцем Сумкин, — мясо древнекитайское исследует. Шпунтик называется. Он и есть благовещий до крайности. Таких тут никто не видал отродясь, а сегодня — раз, и на тебе, получите-распишитесь: сидит на стене зверь невиданный и хвостом помахивает. Ясно же, что сидит не просто так, а с умыслом — явился выказать волю Неба, знаменовать грядущие великие перемены и тому подобные вещи. Какой нынче год на дворе, говорите? Двести десятый? И чего вы хотели? Вскоре империя Цинь прикажет долго жить, в Поднебесной начнется смута, и спустя несколько лет на обломках самовластья поднимется новая династия — Хань, которая будет править долго и поначалу счастливо. Так что Шпунтик явился очень к месту. Нет, я поверить не могу! Неужели мы и правда в гостях у Цинь Ши-хуана?! Старик Килэки, ты понимаешь, что это значит?! Нет, ты вообще понимаешь?
— Тихо! — поднесла к губам пальчик Ника. — Кажется, сюда кто-то идет.
Лю Бан увидел пламя очага, а рядом любопытную троицу. Один высокий, второй пониже, с какой-то странной блестящей штукой на носу, сразу видно, что северный варвар, третья — молодая девица. Одеты, вроде, как обычные простолюдины, ничем не выделяются. Хотя их ограбили, однако, видно, не до конца — недалеко от очага два свертка холщовых лежат, веревками перетянутые, небольшие такие, да дорожная сума. Видно — все, что осталось от торгового имущества, что спасти удалось.
И все же было в этих троих нечто такое… Лю Бан не мог сразу определить, что именно. Настораживающее? Скорее, неправильное. Хотя бы потому, что при появлении чиновника, хоть и без сопровождающих, но все же в официальном платье и в шапке, кланялись они не очень уверенно, не как надо: сначала девица, а уж потом, быстро взглянув на нее, с заминкой, и остальные двое.
Лю Бан ничего по первости не сказал, лишь шагнул через порог, поклоны принял и ответил сообразно положению — рукой слегка повел: вставайте, мол, нечего тут. И с любопытством завертел головою: где зверь благовещий?
Ян Гэ тоже суетился — шею вытягивал, шарил по сторонам глазами, на гостей своих внимания нисколько не обращая, ибо не ради них, убогих, звал в дом самого смотрителя, а ради зверя мао, чудесным образом явившегося в его дворе.
И тут…
Лю Бан вздрогнул: все правда!
Вот и он — благовещий зверь! Глаза как угли — горят-переливаются, о четырех ногах, сам весь сплошь волосатый, уши треугольником, как рога — торчком стоят, к небесам устремились, хвост по земле туда-сюда, так и бьет грозно. Видно сразу: недоволен зверь мао, как приняли его приход, сердится зверь и на Ян Гэ, и на самого смотрителя.
Что делать, что?! Мысли лихорадочно забегали, Лю Бан аж вспотел — и уж потом поспешно колена преклонил, в сторону благовещего животного стал поклоны бить, дабы не прогневалось еще больше и не навлекло на смотрителя, да и на весь Сышуй, беды неисчислимые, не говоря уж о Поднебесной.
— Чего это он? — шепнул Чижиков Сумкину, видя, как новопришедший усердно кланяется Шпунтику, не щадя ни халата своего, явно недешевого, ни шапки. — С ума сошел? А, Федор Михайлович?
— Говорю тебе, старик, он кота никогда прежде не видел, — едва слышно пояснил Сумкин. — Это местный бонза, вишь, халат на нем какой официальный да шапка пирожком, именно за ним наш дорогой хозяин и бегал галопом. Все, сейчас начнется процесс поклонения. Ой, расколют нас, как пить дать расколют! Какие мы, к свиньям собачьим, уйгуры.
— Слушай, — Котя почувствовал себя крайне неловко. — А давай ему скажем, что это просто кот. А то ерунда какая-то получается. Неудобно.
— Да ты что! — зашипел Сумкин. — Если мы уж в древнем Китае оказались, а приходится, кажется, это признать, то нам тут любое преимущество пригодится. За версту же видно: никакие мы не местные, нас хватать надо да в острог, палок выписать, а уж там мы и сами во всем признаемся — что шпионы северных варваров, что злоумышляем против императора, что скрытые конфуцианцы и далее по списку. Ты удивишься, старик, как тут все просто и какое тут плевое отношение к человеческой жизни. И никаких адвокатов! Нет, теперь нам надо изо всех сил в друганы к Шпунтику набиваться. Теперь он главный, а мы как бы при нем…
— Ни фига себе, — выдохнул изумленно Чижиков, по примеру Сумкина сел на землю и стал наблюдать, как начальник, а вместе с ним Ян Гэ и еще какой-то невысокий паренек, самозабвенно бьют Шпунтику поклоны.
Кот взирал на происходящее с легким недоумением, но в общем и целом не возражал.
Поклонившись девять раз, Лю Бан осторожно поднял голову, дабы посмотреть, какова реакция благовещего зверя — и увидел поразительное: зверь мао уютно устроился у ног сидящего на земле чужеземца, что был повыше, и тот самым обыденным образом гладил благовещего зверя пальцем между ушами! И по всему было видно, что зверю мао такое обращение нравилось!