Дракон 2. Назад в будущее - Страница 36

Хуже всего, конечно, если раздумья придут тогда, когда раздумывать уже, в сущности, не над чем. Или некогда.

Чижикова очередная порция тягостных мыслей настигла в третьем веке до нашей эры, посреди дремучего древнекитайского леса. Момент, честно сказать, был не самый подходящий.

Грубая ткань — что-то вроде дерюги — была столь отвратна и запахом, и качеством, что первые полчаса Котя думал: вот и пришел конец его недолгой земной жизни. Унынию весьма способствовала та грубость, с которой непрошенные провожатые вели Котю через лес: постоянные тычки в спину, деревья, на которые Чижиков сослепу налетал, корни и камни, на которые регулярно наступал. Вскоре Коте стало казаться, что его плечи, колени и ступни превратились в один сплошной синяк. Он с ужасом думал о том, что станет с его лицом, когда разбойники свирепо и безжалостно сдерут с него дерюгу. Однако через некоторое время Чижиков с легким удивлением понял, что физические страдания занимают его уже не столь сильно, да и к едкому звериному запаху он вполне привык.

Боль никуда не делась, но отодвинулась на задний план. После столкновения с очередным пеньком Чижиков отрешенно подумал, что если в конце этого отвратительного путешествия с вонючей тряпкой на голове ему суждено будет глупо и бесславно умереть, то такой исход станет вполне логичным. Ведь что такое его прошлая жизнь в Петербурге, как не череда упущенных возможностей? Возможностей сделать что-то, выходящее за рамки привычной рутины, совершить запоминающееся деяние, что сохранится если не в веках, то хотя бы в памяти людей, которые знали его и, возможно, любили. Котя не построил дом, не родил сына и даже не выучил китайского.

Дед постоянно вразумлял Котю, призывал заняться стоящим делом, не сидеть сиднем. Ведь вокруг столько интересного, важного, нужного! Необходимо просто найти себя. Понять, каково твое предназначение, и поняв — держаться его, не сворачивать с выбранного пути и никогда не сдаваться. Пусть то, что ты делаешь, не будет заметно сразу сейчас и сразу многим, пусть за твой труд тебе платят плохо или не платят вовсе, зато это только твое и больше ничье! А денег можно заработать всегда.

Котя слушал, соглашался и не переставал удивляться, откуда в деде Вилене, человеке, как это ныне принято говорить, старой формации, потомственном коммунисте и крупном советском чиновнике, так много удивительного и вполне современного здравомыслия. А потом дед умер, или не умер, а странным образом перенесся в Китай. Котя остался один, увещевания деда постепенно забылись, а жизнь мало-помалу стала чередой упущенных возможностей.

Как это произошло? Когда впервые Котя махнул на все рукой, замкнулся в своем мирке и откровенно поплыл по течению? Чижиков не мог ответить. Быть может, так было всегда — до тех поразительных событий, в которые он оказался вовлечен несколько дней назад и благодаря которым сейчас брел через древнекитайский лес с мешком на голове и выкрученными за спину руками. За несколько дней Чижиков пережил и увидел столько, сколько не видел и не переживал за последние десять лет. Что-то в нем изменилось, душа сдвинулась с насиженного места, и Котя понял, что он больше не согласен плыть по течению и упускать возможности, и начнет — прямо сейчас.

Внезапно ему вспомнился Алексей Борн, который на питерской кухне рассуждал о все том же предназначении. Мол, попавший в его руки дракон запросто может оказаться знаком судьбы. Было о чем поразмыслить, да только дракона теперь с Котей не было, и от этого сердце сжимала печаль. Зато Сумкин, Шпунтик и Ника были рядом, здесь.

Ника. В этой хрупкой девушке крылось столько загадок. Это ее поразительное моментальное взросление: как такое могло случиться? Непонятное будущее, из которого она якобы пришла. Толком про свой мир она ничего не рассказала, но у нее есть попугай — предмет вроде дракона, только свойства у него иные, он позволяет понимать языки, которых не изучал сроду. Значит, в будущем предметы известны тоже.

Потом этот ее темпоральный корректор. Если не видишь его в действии, вряд ли поверишь, что такое возможно. А еще пирамидка, что действует на прозрачных гостей как на чертей ладан.

Да и сами прозрачные? Один из них даже нанес им визит, значит, в третьем веке до нашей эры они уже существуют. Но зачем он пришел? Почему защитил от нападения?

И кто были нападавшие?

И сон — поразительно похожий на явь. Падающая на Землю Луна…

Чего он, Чижиков, должен не допустить? Всемирной катастрофы? Падения Луны на Землю? Но как? Как, черт возьми, может не допустить это один вовсе не геройский Костя Чижиков?!

И Сумкин — откуда он взялся? Полетел в Пекин неделю спустя, так куда же делась эта неделя?

Голова пухла от вопросов.

И никто, никто не желал отвечать честно и правдиво!

Борн говорил: никому не верь. Похоже, в самом деле никому нельзя верить. В том числе самому Борну.

Чижиков скрипнул зубами. Постарался унять душевное волнение. На помощь пришли строчки из любимой книги:

«Пой, богиня, про гнев Ахиллеса, Пелеева сына,

Гнев проклятый, страданий без счета принесший ахейцам,

Много сильных душ героев пославший к Аиду,

Их же самих на съеденье отдавший добычею жадным

Птицам окрестным и псам…»

Ах, как же ему не хватало «Илиады»! Но книга осталась в сумке, что лежала в самолете на соседнем сидении.

Ясно одно: не пройдя тот путь, о котором рассказала Ника, отсюда, из древнего Китая, Коте никак не вырваться. Или он сделает все, что от него требуется, и Ника выведет их туда, откуда возможен переход в ненаглядный две тысячи девятый год, или придется до конца жизни любоваться на окружающую действительность, лишенную всяких признаков цивилизации. Был, правда, еще один вариант: схватившие их разбойники могли запросто распорядиться пленными по своему усмотрению, например, банально убить. Но этот вариант Чижикову откровенно не нравился.